Кеа знал: он сам.
Мальчик на несколько лет старше как-то показал ему, что следует делать в таких случаях. Кеа повернул круг с цифрами и прижал ухо к дверце. Как и говорил тот мальчик, он услышал щелчки, а потом сейф легко открылся. Внутри лежало два конверта. В одном нашли почти две тысячи долларов в новых кредитках и завещание. Деньги предназначались Кеа. В другом – анкеты и точные инструкции, как их заполнить и кому послать. Пожилая женщина и мальчик стояли потрясенные в грязной, разваливающейся лачуге. Однако инструкции были абсолютно однозначными.
Кеа заполнил бумаги и отослал их человеку, живущему на континенте. Через неделю он получил толстое письмо, в котором говорилось, что ему необходимо связаться с одним человеком в Оаху. Кеа должен будет пройти испытания.
Он сделал все, как было предложено, и они стали ждать.
Когда прошло шесть недель, они решили, что вся эта история или шутка, или полное безумие, – и в этот самый момент Кеа получил ответное письмо. Оно было от Директора приемной комиссии Калифорнийского института технологии из города Пасадина. Его приглашали приступить к занятиям осенью 2182 года нашей эры в качестве студента первого курса.
Кеа Ричардс победил. Он не будет жить до самой смерти в Каханамоку. Теперь он свободен.
Глава 22
ПАСАДИНА, 2183 ГОД НАШЕЙ ЭРЫ.
Кеа сидел на краю Миликан-Пот и ждал встречи с умными ребятами. До сих пор ему таковых не попадалось. Калифорнийский технологический институт разочаровал его, Кеа начал это понимать уже в начале второго курса. Первый год прошел как в тумане – огромные аудитории, дорогое оборудование, одиночество и работа. У Кеа практически не было возможности узнать мир, в котором он оказался. Перед Рождеством 2182 года умерла Леонг Сак, Кеа сообщили о ее смерти только после похорон.
Калифорнийский институт оказался такой же фальшивкой, как и любое религиозное заведение в переулке Святых Людей. Как и при любом высококлассном надувательстве, со стороны все выглядело просто замечательно. Здесь работало гораздо больше нобелевских лауреатов, чем в Хьюстоне или Луанде, но большинство из них читали один или два обзорных курса, а иногда возглавляли программы для горстки тщательно отобранных выпускников. Учебное заведение, насчитывающее более двадцати пяти тысяч студентов, приближалось к своему трехсотлетнему юбилею и считалось вершиной современной архитектуры и воображения. Практически единственным строением, оставшимся от "прежних дней", – иными словами, с тех пор, как институт начал расползаться в разные стороны и поглотил не только колледж соседнего города, но и центр самого города, – был фонтан, возле которого сидел Кеа, а еще Керхофф-холл, выстроенный в испанском стиле. Здесь занимались профессиональной ориентацией первокурсников.
Учеба главным образом заключалась в зубрежке: механическом запоминании разнообразных сведений с последующим изрыганием их на очередных экзаменах. Оба теоретических курса, которые Кеа выбрал, казалось, проповедовали модификацию прошлых достижений вместо того, чтобы учить студентов самостоятельно мыслить.
Кеа был не настолько глуп, чтобы предполагать, что Калифорнийский институт будет безупречным учебным заведением и посвятит его в Древние Секреты. Но он надеялся познакомиться здесь с какими-нибудь неординарными мыслителями, учеными, способными шагнуть дальше давно известных всем истин, а не бессмысленно повторять ошибки прошлого. Возможно, великие ученые где-то и существовали, думал Кеа, просто он слишком молод и глуп, чтобы понять, кто они и где их следует искать. Да. А может быть, великим ученым все осточертело и они отправились преподавать на другие планеты, Ганимед или Марс. Однако, если это так, почему же в Калифорнийском технологическом учится так много выходцев с других планет?
Впрочем, сомнения Кеа никак не сказывались на его работе – он имел надежный средний балл 4, 0 и в прошлом году в течение обоих семестров входил в почетный список Основателя. Полный порядок. Нужно только поддерживать на нужном уровне оценки, моральный дух и гениталии и улыбаться – верный путь добиться успеха. А это означало, грустно размышлял Кеа, что его почти наверняка затянет в сети один из суперзаводов, и когда-нибудь, если он будет вести себя хорошо, ему позволят поставить свое имя на "чрезвычайно элегантном" решении компьютерной задачки. Или – еще более потрясающая перспектива – какой-нибудь второстепенный процесс на каком-нибудь заводишке по производству синтетической дряни назовут в его честь. Возможно, даже наградят бесплатной двухнедельной поездкой на Никс-Олимпику. На один из маленьких пиков, конечно.
Кеа неожиданно ухмыльнулся. "Ты прав, приятель, – подумал он. – Не остается никакого выбора, кроме самоубийства. Ложись перед очередным поездом и жди, когда он, такой небесно-голубой, тебя переедет..." Кеа посмотрел на часы – в этом году стало модно носить на запястье устройство, показывающее время, – и сообразил, что если он еще немного тут посидит, то опоздает на работу. Он успевал только забросить чемоданчик в свою крошечную комнату, за которую платил немыслимые деньги, и переодеться.
"Не думай обо всех этих глупостях. Ты никогда не станешь винтиком в чужой машине. Черт возьми, можно вернуться обратно на Мауи и начать все заново, стать гангстером... Или наняться на звездолет дальнего следования..."
Кеа вздрогнул и застегнул куртку. Ему вдруг стало холодно.
Осеннее солнце совсем не грело.
Дешевая забегаловка, в которой работал Кеа, находилась в районе, пользующемся дурной репутацией. Кеа удалось обнаружить, когда он сорвал бесконечные слои обоев и краски, что миллионы лет назад заведение называлось "Веселое кафе". Теперь, похоже, забегаловка не имела никакого названия. Разрешение было выдано на имя владельца, здоровенного громилы по имени Буно; расплачивались тут только наличными.
Буно не верил никому, кто прилично выглядел, иными словами, не носил на лице шрамов, следов многочисленных драк – типам вроде Ричардса, не говоря уже о студентах Калифорнийского технологического, нуждающихся в подработке. Однако Кеа, который прекрасно помнил кулинарные рецепты отца, а в последние годы регулярно готовил для Леонг Сак и себя, настоял на своем. Кроме того, Буно решил, что будет весьма забавно понаблюдать за тем, как какой-нибудь козел захочет выставить мальчишку на посмешище. Кеа получил работу.
Теперь стойку бара украшала небольшая зазубрина, вокруг которой расползлось темное пятно. А посетители оставили Ричардса в покое – многие были свидетелями того, как он, схватив здоровенный нож для рубки мяса и отрубив руку напавшему на него бандиту, не стал обращаться в полицию.
Кеа работал с 16.00 до не вполне определенного времени, когда забегаловка закрывалась, что означало: последний пьяница, спотыкаясь, выбирался на улицу, а других желающих подзаправиться не предвиделось. Обычно посетителей было совсем немного, и Кеа мог спокойно заниматься.
Только не этой ночью. Клиенты постоянно прибывали, причем среди них даже попадались трезвые. Около девяти завалилась компания из дюжины почти невменяемых пьянчуг. Да уж, сегодня будет явно не до занятий. А потом прибыл Остин Баргета. Кеа, который заканчивал готовить большой бутерброд с яичницей и беконом для одного из пьяниц, не заметил, как Остин вошел. Однако сразу узнал характерный голос, когда тот громко попросил меню.
Кеа несколько раз встречался с Остином раньше – они вместе страдали на курсе общей теории частиц и ее приложении к драйву Юкавы. Баргеты были чрезвычайно богаты. Семейное состояние родилось вот уже четыре поколения назад, когда блестящий изобретатель заработал триллионы, построив, среди прочего, первый портативный астрографический прибор. Потом он женился на дочери одного из самых почитаемых японских банкиров-якудза – так и была основана династия. Теперь семья владела огромным капиталом, большая часть которого была вложена в холдинговые компании, межпланетное строительство и транспорт. Каждое новое поколение Баргета стояло перед выбором – ребенок мог превратиться либо в главу семьи, либо жить на проценты с капитала. Глава семьи должен был доказать свою жизнеспособность, управляя строительно-транспортным отделением компании, где риск потерпеть неудачу был чрезвычайно велик, в то время как профессиональные банкиры, остававшиеся за сценой, управляли громадной финансовой империей. Стать Избранником означало получить в свое распоряжение невероятное богатство и власть.